Самое жуткое уже живет в каждом из нас прежде чем быть обнаруженным.
В статье «Об основании для выделения в неврастении определенного симптомокомплекса в качестве самостоятельного «невроза тревоги» (1895) З. Фрейд впервые выделяет невроз тревоги как специфическое расстройство – то, что сегодня называют панической атакой, – таким образом отделяя его от неврастении. Он объединяет под названием «невроз тревоги» группу симптомов, главным из которых является тревога и ее соматические эквиваленты, в первую очередь головокружение. Также он объясняет причины возникновения невроза тревоги. Он связывает возникновение невроза тревоги с чрезмерным накоплением неудовлетворенного сексуального возбуждения, например, при прерванном половом акте.
Таким образом З. Фрейд создает «первую теорию тревоги», согласно которой симптомы невроза тревоги имеют непсихологическое происхождение. Тревога высвобождает психическую энергию, недоступную для символического осмысления и для анализа, в противоположность истерии.
Эти понятия затем были пересмотрены и «Жуткое» несет на себе печать переходного периода в мышлении З. Фрейда. В ней можно найти отсылки к старым работам, а именно к работе «Тотем и табу», но также она содержит наметки новых идей и ходов мысли, которые будут развернуты в трудах 20-х – 30-х годов: «По ту сторону принципа удовольствия», «Я и Оно» и других. Именно в «Жутком» можно обнаружить переход от более ранних размышлений З. Фрейда об отрицании смерти и разрушении этого отрицания войной к новой идее о «жизни, стремящейся к смерти» – центральной мысли «По ту сторону принципа удовольствия».
История.
Работа датирована 1919 годом. Это время первой мировой войны (1914-1918), время лишений и изоляции З. Фрейда. Сам З. Фрейд упоминал в своих письмах, что он страдал от голода и холода. Тревожился, не получая сведений от призванных в армию сыновей. У него было мало пациентов и большая часть его энергии уходила на то, чтобы обеспечить семью. В это время он писал, что со смирением ждет смерти. После подписания перемирия были утрачены часть территорий Австро-Венгерской империи, граница между Веной и Будапештом оказалась закрыта, что привело к прекращению общения между З. Фрейдом и Ференци. В тоже время, в 1919 г, после пятилетней разлуки, З. Фрейд встретился с Джонсом. В этом же году состоялась свадьба его сына Мартина, а сам З. Фрейд навестил дочь Софию в Гамбурге, так как у нее родился сын. Но в 1920 г. София умерла во время эпидемии гриппа, и это погрузило ее отца в бесконечную скорбь (Ж-М. Кинодо).
В поисках специфической тревоги.
Сам автор называет эту работу «эстетическим изысканием» и помещает ее в сборник «Поэзия и искусство». З. Фрейд последовательно анализирует в своей статье все, что связано с ощущением жуткого.
З. Фрейд: немецкое слово unheimliche относится к чему-то пугающему, тревоге, ужасу. Нечто чуждое, подозрительное, внушающее беспокойство и страх. Он отмечает, что у этого слова нет эквивалентов в других языках.
На русский язык эту работу переводят как Жуткое или Зловещее.
В словарях:
Жуткий, жуткой, трудный, тяжкий, тягостный, несносный, мучительный, изнурительный.
От Жута, жуда ж. кур. орл. тягота, нуда; страх, беда, уныние, тоска; журба.
Бел. Журба — грусть, печаль, кручина, тоска.
Или
Зловещее — Свидетельствующее о приближении, наступлении чего-л. дурного, тяжелого, какой-л. беды. Вселяющее страх, тревогу, опасение, мрачное.
З. Фрейд предполагает, что жуткое относится не только к тревоге, но содержит более специфическое ядро, скрытое в бессознательном. В поисках этого ядра он обращается к лингвистическому исследованию немецкого слова unheimliche, которое показывает, что в немецком языке unheimliche – это противоположность heimlich – что означает «уютное», «родное», «привычное», «известное». В русском слове «жуткое» отсутствует отрицание и связь с «родным».
Слово das Unheimliche образовано от корня heim / родной дом. В немецком языке существует много слов, с ним связанных: heimelig – домашний, уютный», Heim – «родной дом, домашний очаг», Heimat – «родина». То есть, «жуткое» – это то, что вызывает испуг, потому что оно нам не знакомо и непривычно. Жуткое = непривычное, неизвестное. И тогда, делает вывод З. Фрейд, чем лучше человек ориентирован в окружающей среде (образован), тем сложнее ему испытать впечатление жути. Восприимчивость к переживанию жуткого различается у разных людей.
Корень heim также имеется в таких словах как heimlich – «тайком, то есть в стенах собственного дома, когда никто не видит», Heimlichkeit – «таинственность, скрытность, сокровенность», Heimlichtuer – «скрытный человек», Geheimnis – «тайна».
То есть, слово heimelig имеет второе значение – оставаться скрытым, то, что хотят скрыть от других, имеющее отношение к тайне. Пример: Скрытно (за чьей-то спиной) делать что-то, тайные соглашения. Некто открыл, обнаружил, разгадал тайное. То есть, немецкое «родное, домашнее, уютное, тайное, скрытное» имеет амбивалентные значения, настолько, что становится равно «жуткому».
Таким образом, начальным пунктом размышлений З. Фрейда является тезис о том, что жуткое не является чем-то новым или посторонним, это что-то привычное для душевной жизни, что было отчуждено от нее в результате процесса вытеснения, но затем вновь оказалось обнаружено. То есть, то, что кажется нам чужим и неконтролируемым – элементы бессознательного – желания и страхи – принадлежат нам, составляя значительную часть нашей идентичности, но это также то, чего мы не знаем о самих себе.
Что вызывает чувство «жуткого».
З. Фрейд упоминает в своей работе немецкого психолога Эриха Йенча, и ссылается на его статью, в которой тот предполагает, что впечатление жуткого у нас появляется тогда, когда «Мертвое кажется живым, живое – мертвым». Продолжая свои рассуждения, он обращается к рассказу Э.Т.А. Гоффмана «Песочный человек».
«Песочный человек» — сказочная новелла немецкого романтика Гофмана, основанная на народных поверьях о песочном человеке. Песочный человек, Сеятель, Песочный человечек (англ. Sandman, нем. Sandmännchen) — фольклорный персонаж, традиционный для современной Западной Европы. Согласно поверьям, сыплет заигравшимся допоздна детям в глаза волшебный песок, заставляя их засыпать. Образ Песочного человека может иметь как положительную окраску — это доброе существо, успокаивающее шалунов и навевающее добрые сны, так и отрицательную — это злое, враждебное существо, навевающее непослушным детям кошмары. В своем рассказе Гофман рисует устрашающий образ Песочного человека: «злой человек, который приходит к детям, когда они не хотят ложиться спать, и бросает им в глаза целые пригоршни песка, так что глаза заливаются кровью и вываливаются, а он складывает их в мешок и уносит на луну, чтобы кормить своих детей; а те сидят там в гнезде, и у них такие острые клювы, как у сов, чтобы клевать ими глаза непослушных детей».
От переживания жуткого З. Фрейд переходит к страху кастрации.
З. Фрейд пишет о том, что чувство жуткого связано, в первую очередь, с образом Песочного человека, и, следовательно, с представлением о похищении глаз. Страх перед слепотой – замена страха кастрации. Песочный человек представляет для героя наводящего ужас отца, который вызывает у ребенка страх кастрации. Также З. Фрейд вспоминает о мифе об Эдипе: самоослепление Эдипа является уменьшением наказания в виде кастрации: «…особо сильное и смутное чувство возникает как раз из-за угрозы лишиться пениса и это чувство заменяется представлением об утрате другого органа».
От нарциссического раздвоения к раздвоению Я – предвестнику Сверх-Я.
З. Фрейд пишет, что в силу амбивалентного отношения образ отца главного героя претерпевает ряд раздвоений и расщеплений:
— между пугающим отцом, угрожающим ребенку кастрацией – Песочный человек, адвокат Коппелиус – и добрым отцом, защищающим от нее. Желание смерти злого отца изображается смертью хорошего отца, в которой обвиняется Коппелиус.
— профессор Спаланцанни – отец Олимпии и оптик Копола – адвокат Коппола – создатели куклы Олимпии. Оба они являются отцами как Олимпии, так и главного героя. Где Олимпия и главный герой идентичны друг другу. Нарциссическая любовь главного героя к Олимпии ведет к отчуждению от реального объекта любви (Клары). Зафиксированный из-за комплекса кастрации на отце юноша оказывается неспособным любить женщину. Цель появления нарциссического двойника – спасти часть Я от смерти.
О.Ранк: «бессмертная душа» была первым двойником тела. Однако затем из гарантии загробной жизни двойник становится жутким предвестником смерти.
З. Фрейд: «В двойника включается все то, что кажется предосудительным для Я-критики… все «стремления Я», которые не смогли добиться успеха в результате внешних неблагоприятных условий, все подавленные волеизъявления, доказывающие иллюзорность свободы воли. Двойник — это относящееся к преодоленным первобытным временам психики образование, впрочем, имевшее тогда более приятный смысл. Двойник стал образом ужаса, подобно тому как боги после падения их религий стали демонами».
Представление о двойнике З. Фрейд связывает с первобытным нарциссизмом. В чувстве жуткого мы переживаем «…регрессию во времена, когда Я еще не сильно огорожено от внешнего мира и от других людей».
Помимо мотива двойника З. Фрейд описывает и другую форму раздвоения: «В Я медленно выделяется особая инстанция, способная противопоставить себя прочему Я, служащая самонаблюдению и самокритике, производящая работу психической цензуры и известная нашему сознанию как «совесть»». Это инстанция, способная рассматривать прочее Я как объект, таким образом человек получает способность к самонаблюдению.
В дальнейшем при создании второй топографической модели З. Фрейд введет новое понятие для этой части психики – Сверх-Я (1923).
Жутким нам кажутся потеря глаз, появление двойников, повтор одних и тех же событий, возвращение к одному и тому же месту.
З. Фрейд: «Фактор неумышленного повторения делает жутким то, что в ином случае является безобидным, и навязывает нам идею рокового, неизбежного там, где иначе мы сказали бы только о «случае»».
От повторения одного и того же З. Фрейд переходит к идее о навязчивом повторении: «В психическом бессознательном следует, конечно признать власть «навязчивого повторения», исходящего от побуждений и, видимо, зависящего от внутренней природы самого влечения, достаточно сильного для возвышения над принципом удовольствия».
В дальнейшем эта идея развивается в работе «По ту сторону принципа удовольствия», которая была представлена в 1920.
Также З. Фрейд, возвращаясь к своей работе «Тотем и табу» (1912-1913), пишет, что все, что нам сегодня кажется «жутким», связано с анимистическим способом мышления, анимистическим миропониманием, которые характеризуются «всевластием мыслей», заполнением мира человекоподобными духами, нарциссической переоценкой собственных душевных процессов, приданием магических сил посторонним людям и вещам, отсутствием различения между фантазией и реальностью: «Самым жутким кажется многим людям то, что связано со смертью, покойниками, с возвращением мертвых, с духами и с привидениями». Чужая смерть напоминает нам о собственной смерти. А собственная смерть больше всего пугает человека и тем самым представляет собой область, которую следует всячески вытеснять.
Итак, факторы, превращающие пугающее в жуткое: анимизм, магия и колдовство, всевластие мыслей, отношение к смерти, неумышленное повторение и комплекс кастрации.
В дополнение З. Фрейд пишет о том, что еще является жутким для нас:
- Жуть от падучей болезни (эпилепсия), сумасшествия – проявление в ближнем сил, которые человек может смутно ощущать в отдаленных уголках собственной личности.
- Психоанализ, который занимается обнаружением этих тайных сил может казаться жутким.
- Часто и легко впечатление жуткого возникает, когда стирается грань между фантазией и действительностью, когда перед нами предстает нечто реальное, что до сих пор мы считали фантастическим, когда символ принимает на себя полностью функцию и значение символизируемого и даже больше того.
З. Фрейд указывает также на то, что у невротиков чувство ужаса часто вызывают женские гениталии. «Жуткое – это дверь, ведущая на древнюю родину человечества, место, где пребывал каждый из нас… А именно – гениталии матери. Таким образом, жуткое оказывается чем-то некогда родным (Heimische), давно известным. Приставка же “un” в этом слове (das Unheimliche) есть клеймо вытеснения». Не только смерть, но и происхождение из материнского тела становится причиной для нарциссической защиты. Поэтому в желании возвращения в материнское тело прячется амбивалентность родины, вернуться в которую можно лишь ценою утраты себя, отказа от своей самости. Фантазии о возвращении в тело матери родственны представлениям о возможности быть заживо погребенным.
З. Фрейд также пишет о разнице между материальной и психической реальностями. Жуткое не проникает из материальной реальности. По крайней мере что-то жуткое крайне редко может случиться с нами. Но жуткое, исходящее из наших инфантильных комплексов, не принимает материальную реальность в расчет. Место материальной реальности занимает психическая реальность. Жуткое переживание имеет место, когда вытесненный инфантильный комплекс опять оживляется неким впечатлением или если опять кажутся подтвержденными преодоленные примитивные убеждения. Переживание жуткого является одной из типичных характеристик вытесненного. В нем, помимо возвращения вытесненного, имеется также возвращение преодоленного архаичного анимизма.
Для возникновения чувства жуткого необходимо столкновение мнений: может ли все-таки быть реальным преодоленное невероятное или нет?
Жуткое от преодоленного и жуткое от вытесненного
З. Фрейд: «Жуткое из вытесненных комплексов более устойчиво, оно сохраняется в вымысле — независимо от условий — таким же жутким, как и в переживании. Другое жуткое, жуткое от преодоленного, проявляет этот характер в переживании и в вымысле, стоящем на почве материальной действительности, но может терять его в вымышленной, созданной поэтом действительности».
Самое ужасное – это не нечто неведомое, а когда в хорошо знакомом и безопасном внезапно обнаруживаются неизвестные, неподвластные нам свойства. Под маской друга таится враг. Проявляется то, что таилось, было ранее скрыто. Здесь З. Фрейд опирается на цитату из Шеллинга «Жуткое – то, что должно быть скрыто, но внезапно обнаружило себя».
Образ дома часто отождествляют с образом человека. Каждый имеет право на свое личное пространство, куда не имеют доступа чужие, где нет опасностей внешнего мира. Самое страшное – это не внезапная встреча с чем-то жутким в открытом пространстве, а когда в собственном доме внезапно обнаруживается враг, чужой. Чужое, пугающее в доме аналогично присутствию чего-то неконтролируемого во мне самом (моему подсознанию). Границы мира человека рушатся, в его дом врывается хаос. Бездны, которые кроются за границами человеческого бытия – не где-то далеко, хаос присутствует в нас самих и может прорваться в любой момент. Мнимая стабильность в любой момент может рухнуть. Приходится принять этот факт и научиться жить с ним.
Таким образом, жуткое – это ощущение ужасного рядом, его несокрытости, то, что это ужасное готово к показу себя и нашей неготовности его видеть.
Впрочем, именно на вытесненное, свойственное каждому из нас, опирается литературное творчество, когда использует все средства, позволяющие воображению автора произвести на читателя чарующий эффект зловещего.
ЛИТЕРАТУРА:
- Кинодо, Ж.-М. Жуткое / Ж. — М. Кинодо // Читая Фрейда: изучение трудов Фрейда в хронологической перспективе / Ж. — М. Кинодо. –М.: «Когито-Центр», 2012. – C. 247-253.
- Фрейд, З. Жуткое / З. Фрейд // Семейный роман невротиков: Сборник / З. Фрейд. – СПб.: Азбука, Азбука-Аттикус, 2012. – С. 87 – 137.
- Фрейд, З. О правомерности выделения из неврастении симптомокомплекса, называющегося «невроз страха» / З. Фрейд // Проект «Весь Фрейд» [Электронный ресурс]. – 1895. – Режим доступа: https://freudproject.ru/?p=864. – Дата доступа: 03.08.2021.
